: UEFIMA.RU: В своем выступлении перед членами Союза за народное движение, за четыре месяца до своей инаугурации, Саркози пообещал, что будет «президентом Франции по правам человека». Также подчеркнул, что он «не верит в политику, которая заставляет отказаться от своих ценностей» и не желает «быть соучастником любой диктатуры». Интересно, что во время протестов в Тунисе, когда движение охватило весь регион Магриб, правительство франции «уютно отсиживалось в стороне» невзирая на режим Бен Али. В то время как население Туниса восстало против диктатора, предложение Саркози о помощи и поддержке было высмеяно. Изучив взгляд Вихарда Войке на политику Франции, кажется, что текущий приоритет национальных партнеров был основным принципом французского ответа на Жасминовую революцию. Экономическое и политическое партнерство для «президента по правам человека» оказалось более приоритетным, чем движение за свободу и гражданские права в Тунисе. Таким образом, Доминик Моизи, специальный советник французского института международных отношений, утверждает, что «арабское восстание показало истинное отношение Франции к странам Африки и Ближнего Востока, ибо Франция уделяет больше внимания связям с элитой, а не связям с самими странами.
Многие исследователи международной политики обращают внимание на личные отношения, дружбу и доверие. В таком свете сильные личные отношения между французским и тунисским президентом должны быть приняты во внимание во время анализа политики Франции. Когда президент Саркози впервые выступил в адрес Бен Али в 2007 году, он подчеркнул, что «существует очень сильная дружба между Францией и Тунисом, и что уважение и взаимное доверие находятся в постоянном развитии». Никлас Луман проанализировал роль и влияние доверия и недоверия в рамках его теории систем 1968 года. Он утверждает, что доверие является средством для снижения сложности природы и условием, которое дает возможность взаимодействия. В своей книге «Vertrauen” Луман акцентирует внимание на том, что с одной стороны доверие облегчает создание прогнозов на будущее, а с другой стороны является продолжением сложившихся обстоятельств в будущем. В связи с нежеланием Франции осудить действия бывшего друга, действия Саркози могли бы стать потенциальной угрозой для региона, которая вытекала бы из дипломатических отношений с диктаторским режимом. Филипп Моро-Дефарж, содиректор французского института международных отношений(IFRI), описал подход Франции к событиям в Тунисе, как рациональный выбор Саркози на основе личных предпочтений, так как президент считает доброкачественную диктатуру лучше, чем потенциальную альтернативу исламского режима. Режим Бен Али «создал форму стабильности в Тунисе», которая была одобрена французскими властями, утверждает он.
В своем анализе ситуации, Ульрике Борхардт соглашается с тем, что реальная политика определила ответ Франции на конфликт. В Friedensgutachten 2011 года, она предположила, что оговорка Франции в отношении тунисского процесса основана на национальных интересах стабильности и безопасности. Страх перед исламскими террористами широко распространен во Франции с 1990-х годов, когда Франция и ЕС допустили, что алжирские военные фальсифицировали национальные выборы, для того, чтобы победа не досталась «Исламскому фронту спасения». В последствие разожглась гражданская война, которая длилась почти десять лет, и унесла от 150.000 до 200.000 жизней. Франция не приняла никаких мер для дистанцирования от правительства Алжира.
Бездействие Франции было основано на страхе перед исламскими террористами. После войны, чреда терактов на станциях парижского метро лишь усугубила опасения французов. События 11 сентября 2001 года окончательно сформировали мирный характер внешней политики Франции, агитируя опасность нападения со стороны исламских иммигрантов. Во Франции эта пропаганда сформировала негативное отношение к беженцам из Алжира, которые мигрировали во время гражданской войны. Борхардт считает, что понятия стабильности и безопасности, отраженные в классической французской политике, стали основными причинами оговорки в отношении Жасминовой революции.
Мансурия Мокхетль, эксперт в области Туниса, дополняет заявление ее коллег, подчеркивая, что еще до переворота Бен Али в 1987 году, совместная история Франции и Туниса послужила основой для тесной дружбы и глубоких экономических отношений. Последнее было особенно ценно для французов в отношении «делокализации», практика которой была описана как внедрение молодых квалифицированных тунисцев в сферу текстильной промышленности и телекоммуникаций во Франции. Кроме того, она утверждает, что Саркози не имеет четкой стратегии и тактики в рамках ведения своей политики, что выражалось в многочисленных анонимных письмах французских дипломатов, с критикой в сторону Саркози. Также отсутствие стратегии выражалось в самоличном принятии решений, без предварительного обсуждения с членами посольства.
В последней дискуссии в июне 2011 года, Жюппе заявил, что политика относительно стран Магриба «формировалась долгие годы, и направлена на установление стабильности». Кроме того, он признает, что французское правительство позволило себе «ради безопасности и борьбы с терроризмом, проявить некий уровень терпимости по отношению к правительству, которое посягает на права человека и ограничивает его свободу». После этого он пришел к выводу, что«Мы закрывали глаза на определенные нарушения, как будто этот регион не имеет права на свободу.
Четкий разрыв с голлистской традицией, внешнеполитическая независимость и подозрительность по отношению к национальным институтам, которую после объявления Саркози в 2007 году мало кто ожидал, повлияли на действия Франции относительно Жасминовой революции.
В самом деле, если брать во внимание приоритетные действия в области национальных интересов, то деятельность Франции можно охарактеризовать как двухстороннюю и независимую от наднациональных организаций. В отличие от смелых заявлений, которые Саркози сделал во время своей инаугурации, его политические действия были направлены на поддержание статус-кво и поддержание отношений со своим другом Бен Али. Оба действия характерны для парадигмы французской политики, а также соответствуют голлистской традиции и классическим национальным интересам стабильности и экономической выгоды, при этом поражая своей независимостью во внешних делах.
Реакция Франции на Жасминовую революцию четко подчинена парадигме. Похоже, что Саркози осуждает вмешательство Франции, потому что франко-европейское участие в конфликте может навредить национальным ценностям.
В связи с величием Франции, немало ученых утверждают, что решительный ответ на Жасминовую революцию значительно навредил бы ее репутации, что существенно уменьшило бы ее влияние в регионе Магриба.
В глазах многих тунисцев и мирового сообщества «Париж, казалось, был больше связан с деспотическим прошлым, чем демократическим будущим», утверждает Джулиан Боргер.
Опубликовано 2013-12-24.
