: UEFIMA.RU: После переворота Бен Али, президент Саркози столкнулся с резкой критикой, как внутренней, так и внешней. По его мнению, резкий ущерб международной репутации Франции и широко распространенное предположение, что французское правительство предпочитает тунисский режим, чтобы остаться у власти, подталкивают Францию на принятие мер для восстановления былого величия. Гражданская война в Ливии предоставила Саркози такой шанс.
В текущем параграфе тщательно изучается, в какой степени догмы иностранных дел определили реакцию Франции на гражданскую войну в Ливии. Кроме того, в нем описывается, как парадигмы превращаются в конфликт, и как национальная идея французской безопасности, а также понятие голлизма влияют на ее конфронтацию.
Ответ Франции на восстания в Ливии резко контрастирует с ответом на восстания в Тунисе. В случае с ливийским конфликтом Франция с самого начала проявила решимость и сильную риторику. Чтобы понять такое поведение необходимо проанализировать такие факторы, как урок, извлеченный после свержения Бен Али, личность Саркози, характер франко-ливийского сотрудничества, а также внутреннее и внешнее давление.
Многие задавали себе вопрос относительно резолюции Совета Безопасности 1973 года, а именно, почему Франция возглавила деятельность международного сообщества в отношении Ливии. Почему французские и британские дипломаты взяли на себя инициативу в переговорах, которые привели к принятию резолюции? Почему французские истребители первыми атаковали войска Каддафи? В статье, опубликованной издательством Time, было выдвинуто предположение, что франция взяла на себя инициативу, чтобы восстановить свою репутацию.
В арабском мире, после свержения Бен Али, Саркози остался в образе друга диктатора, но никак не энтузиастом демократического движения. Быструю смену положения в сторону демократии можно рассматривать как акт компенсации. Более того, французский президент был первым, кто признал Транзитный национальный совет Ливии и пообещал поддержать движение. Кроме того, создается впечатление, что Саркози намерен затмить еще один источник критики: дружественное приветствие Каддафи в 2007 году. Ужасное недовольство поведением Франции особенно сильно проявляется в регионе Магриба. «Не существует реальных оснований для позднего пробуждения Запада, и для его попытки отобразить свою этическую сторону в отношениях с арабскими режимами», утверждает Ибрахим Саиф. В результате отсутствие доверия подпитывается еще и тем, что «демократия со стороны франции проявляется только тогда, когда ей это выгодно, когда об этом напишут в средствах массовой информации, или когда это выгодно ей из экономических побуждений».
Некоторые пытаются связать решимость Саркози с его личностью. Артур Голдхаммер из Центра европейских исследований Гарвардского университета описывает кризис как «элемент Саркози». Французский президент впервые получил известность, когда он разрешил ситуацию с захватом заложников в школе, уговорив преступника сдаться на виду у телекамер. Голдхаммер подчеркивает, что «ливийское восстание дало президенту Николя Саркози возможность, которой он так долго ждал: возглавить рискованные международные операции, которые в конечном итоге принесут ему славу».
Хотя некоторые его личные стремления к великолепию являются движущей силой французского участия, Стефан Симмонс утверждает, что обоснование вмешательства определяется силовой политикой. Уязвимое и подвергшееся критике за медленную реакцию в Тунисе, французское движение направлено на восстановление своей инициативы в странах Магриба. Симонс рассматривает импульсивный ответ Саркози в качестве некой меры предосторожности, дабы США и Великобритания не могли перехватить инициативу еще раз, после того, как французы проигнорировали события в Тунисе. Кроме того, Франция боролась не только с другими западными державами, но и с нарастающей подозрительностью по отношению к новой роли Турции в средиземноморском регионе. По сути, Франция не приглашала Турцию на саммит в Париже до начала ливийской войны, что привело к обвинениям в том, что «Франция хочет единолично овладеть ситуацией».
Хотя повстанцы в одностороннем порядке признали Саркози, и считают его героем Запада, никто не может объяснить присутствие голлистских традиций в ливийском конфликте. Национальным интересам Франции ничего не угрожало, не было предпосылок к внешней зависимости. Дипломатические переговоры с ООН и многосторонние действия, прежде всего в коалиции, а также участие в операции «Рассвет Одиссея» являются явным отречением от Шарля де Голля. Однако, взяв курс на восстановление былого величия, он разделяет, по крайней мере, часть голлистских убеждений.
В соответствии с понятиями Francafrique, сохраняя высокий уровень влияния очень важно компенсировать «устойчивую эрозию глобального влияния в последнее десятилетие», утверждает Ждулиан Боргер. По словам Доминика Моизи, специального советника Французского института международных отношений, снижение сферы влияния Франции не только определяет ее внешнее восприятие, но также и само-концепцию. Недавний опрос общественного мнения показал, что 72% французов считают, что под управлением Саркози национальный имидж ухудшается.
«Для французов международный имидж всегда был одним из ключевых элементов национального образа, потому что мировое сообщество воспринимает французов так, как они воспринимают себя», отмечает Моизи. Он также добавил, что такой способ мышления базируется на идее величия Франции. В таком свете быстрая реакция на протесты в Ливии вполне понятна, так как это поспособствует восстановлению международной репутации.
Мишель-Эллиот Мари сомневается, что вмешательство в конфликт является эффективным способом для восстановления репутации Франции. По его убеждению, ни французы, ни арабское население не слишком склонны к военной интервенции, которая еще не увенчалась успехом, но уже вызвала резкую критику правовых аналитиков, которые ставят под сомнение легитимность интервенции.
Однако, как первоначально описывалось, классическое национальное самосознание находит свое отражение в Mission Civilisatrice, концепции, которая рассматривает демократическое вмешательство, как законное средство для защиты прав человека. В случае с Ливией правовые убеждения, которые спровоцировали вмешательство, скорее всего, основаны на понятии легитимной власти Макса Вебера.
В своей книге «Экономика и общество», Вебер определяет «претензии на единоличное легитимное использование физической силы на определенной территории», как «законное использование физической силы». Президент Саркози подчеркнул, что «мы стаем на сторону арабских стран, потому что обладаем универсальным созданием и не можем смириться с такими преступлениями». В основе данного утверждения лежат две важные мысли, которые дают представление о философии Саркози.
Во-первых, он считает, что Франция имеет право вмешаться, если на кон поставлены права человека. Во-вторых, он ограничивает законность вмешательства путем поддержки требований арабских стран. Хотя первоначально Саркози заявил, что он сделал много оговорок относительно военной интервенции в Ливии, потому что арабская революция принадлежит арабам, Лига арабских государств поддержала резолюцию 1973 года и дала добро на вмешательство.
Следующее заявление министра иностранных дел Жюппе дает еще один детальный анализ касательно французского обоснования ситуации. Он сказал: «Прежде всего, я думаю, что в Ливии, где в свете режима Каддафи совершаются тяжкие преступления против своего народа, мы должны сделать все, чтобы международное сообщество вмешалось в эту ситуацию в рамках резолюции 1973 года, в соответствии с принципом ответственности за защиту. Мы должны исходить из этого принципа, и до самого конца нести ответственность за защиту гражданского населения. Вот почему мы продолжаем оказывать сильное военное давление на Ливию». Поразительно, что Жюппе подчеркивает роль своей страны в качестве лидера в данном вопросе. Кроме того, принцип «ответственности за защиту», который был принят 150 главами государств на Всемирном саммите ООН в 2005 году, используется для легитимизации военной интервенции. Он разрешает коллективные международные действия, чтобы защитить население государства от геноцида, военных преступлений, этнических зачисток и преступлений против человечности».
Что касается желания Франции соблюдать данный принцип в Ливии, можно задаться вопросом, почему французский президент даже не упоминается в международном вмешательстве в Тунис, где от служб безопасности погибли сотни людей. Избирательное применение принципа является еще более поразительным в отношении более насущных дел, например, в Демократической Республике Конго и Кот-д’ Ивуаре.
Наиболее логичной причиной быстрого ответа на реакцию Саркози относительно защиты ливийского населения, можно назвать ограниченные экономические возможности Ливии, за счет чего принятие военных санкций не встретило отпор. В отличие от Туниса, в Ливии население в два раза меньше, поэтому военные действия не сильно ударят по экономике Франции. Поэтому французский президент принял санкции относительно Ливии на 24 часа раньше, чем остальные члены ООН.
Кроме того, в отличие от Бен Али, Каддафи нельзя назвать надежным и преданным другом Саркози. По предположениям Лумана, Саркози с трудом представляет в качестве своего друга братского вождя, который поддерживает терроризм, и благодаря Рональду Рейгану носит прозвище «бешеная собака Ближнего Востока». Нарушение личной связи между двумя лидерами создало не столь много препятствий, как это могло быть в Тунисе.
До гражданской войны в Ливии, доктор Роня Кемпин из Stiftung Wisscnschaft und Politik утверждала, что новая политика безопасности Франции представляет собой переход от военной власти к гражданской. Хотя военная интервенция может быть описана как осуществление международно признанных норм и дальнейшего развития нетрадиционных институтов, она противоречит основной задаче гражданской власти: цивилизация международных отношений и эффективное ограничение использования военной силы.
Возможно, для президента Саркози более важным аспектом является внутренне давление, которое возникло во время Жасминовой революции. В то время как его рейтинг упал ниже 30%, Саркози принял жесткий вызов Марин ле Пен. Вот уже несколько лет, он был подвергнут критике за то, как он ведет внешнюю политику. Критика завершилась анонимным письмом, опубликованным издательством Le Monde 22 февраля 2011 года, в котором утверждалось, что внешняя политика президента основана на «дилетантизме» и «импульсивности». Неизвестные дипломаты в течение трех лет писали анонимные письма, в которых говорилось, что Европа бессильна, и что «Африка ускользает от нас в Средиземноморье, Китай приручил нас, а Вашингтон игнорирует».
В заключение можно сказать, что жестокие преступления в Ливии, совершенные под управлением Каддафи, дали Саркози возможность начать военное вмешательство, что позволило компенсировать потерянную репутацию и занять более важную роль в мировой политике. Хотя участие в ливийском конфликте отражает основные принципы Mission Civilisatricc, которые не раз подчеркивались Саркози и Жюппе, оно вряд ли является определяющим фактором военной интервенции. Исторически так сложилось, что Mission Civilisatricc предназначена для защиты прав человека во всем мире. Тем не менее, в соответствии с понятиями Голля об условных обязательствах, интервенция могла иметь место, только если на карту были поставлены интересы Франции, но в Ливии этого не было.
В связи с предыдущим анализом, разворот во внешней политике Франции относительно стран Магриба был основан на собственной концепции Франции, а также на внутреннем давлении, которое возникло в связи с выборами президента в 2012 гоуд.
Опубликовано 2013-12-24.
